Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасш - Страница 180

180

Практикант пожал плечами.

— Мне это ни о чем не говорит. Хотя, с другой стороны, я читаю мало беллетристики. Времени нет.

— Я не о сходстве фамилий. Есть одна девушка, сиделка из Городской больницы для душевнобольных, так вот она просила всех врачей и психиатров Лонг-Бич сообщить, если кому-то в качестве пациента попадется Люк Деверо. Думаю, это ее бывший муж. Ее фамилия тоже Деверо, а имя… э-э… вылетело из головы.

— Жаль. Выходит, нам есть кому сообщить. А что с этими чеками? Платежеспособен он или нет?

— Имея тысячу четыреста долларов?

— Но ведь чеки не подписаны, а он пока не в состоянии ничего подписать.

— Гм-м… — задумчиво хмыкнул врач. — Я тебя понимаю. Ну что ж, как я уже говорил, в данном случае кататония, думаю, является состоянием переходным. Но если его признают душевнобольным, будет ли его подпись иметь силу?

— Нечего нам заранее об этом беспокоиться. Поговорим сначала с той дамочкой, его бывшей женой. Может, она возьмет ответственность на себя и избавит нас от хлопот?

— Неплохая мысль. Кажется, в холле на этом этаже есть телефон. Останься здесь и следи за ним, Пит, — он в любой момент может прийти в себя.

Врач вышел в коридор и через пять минут вернулся.

— Ну, все улажено, — сообщил он. — Она этим займется. Частная клиника — за ее счет в случае неувязки с чеками. Она отправляет за ним машину, только просит, чтобы мы дождались ее.

— Неплохо, — заметил практикант, зевая. — Интересно, что заставило ее подозревать, что он может так кончить? Расстройство психики?

— Частично — да. Но прежде всего, она боялась, что с ним может случиться беда, если он снова начнет писать. Кажется, после прихода марсиан он не написал ни слова, даже не пытался. Еще она сказала, что когда он по-настоящему углублялся в работу и быстро писал, то выходил из себя по любому поводу. Когда он писал, ей приходилось ходить по дому на цыпочках и… в общем, понимаешь, что я имею в виду.

— Наверное, многие реагируют похоже, когда хотят на чем-то сосредоточиться. Интересно, что сделал ему марсианин сегодня ночью?

— Я знаю не больше тебя. Но что бы ни случилось, это произошло в процессе творчества, в тот момент, когда он взялся за работу. И все-таки интересно — что же это было.

— Почему бы вам не спросить у меня?

Оба повернулись. Люк Деверо сидел на краю кровати с марсианином на коленях.

— А-а? — довольно глупо спросил врач.

Люк улыбнулся и посмотрел на него глазами, которые были — или, по крайней мере, казались — совершенно спокойными и разумными.

— Я вам расскажу, что случилось, — сказал он, — если это вас вправду интересует. Два месяца назад у меня началось психическое заболевание… видимо, от напряжения, в котором я жил, пытаясь заставить себя писать, — у меня ничего не получалось. Я жил в небольшом домике за городом, и у меня начались галлюцинации: марсиане мерещились. Так продолжалось до сегодня, а теперь прошло.

— А вы… уверены, что это были галлюцинации? — спросил врач, одновременно положив ладонь на плечо практиканта, чтобы тот молчал. Если бы пациент в подобном состоянии слишком резко посмотрел вниз, он мог бы впасть в шок.

Однако молодой человек не понял.

— В таком случае как вы назовете существо у вас на коленях? — спросил он Люка.

Люк посмотрел вниз. Марсианин уставился на него, показал Люку длинный желтоватый язык и с громким чмоканьем втянул его обратно. Потом высунул еще раз и потряс им перед носом Люка.

Тот поднял голову и удивленно взглянул на практиканта.

— У меня на коленях ничего нет. Спятили вы, что ли?

Случай с Люком Деверо, о котором доктор Элликот X. Снайдер, психиатр и основатель Фонда Снайдера и клиники, в которую привезли Люка, позднее написал монографию, был, вероятно, исключением. Во всяком случае, ни один уважающий себя психиатр не упоминал ни об одном случае, чтобы пациент, который прекрасно видел и слышал, не видел и не слышал марсиан.

Разумеется, имелось много людей, страдающих одновременно от слепоты и глухоты. Поскольку прикосновения марсиан были неощутимы и они не имели ни вкуса, ни запаха, этим несчастным людям невозможно было предоставить объективного или чувственно воспринимаемого доказательства существования марсиан, и им приходилось поверить на слово — передаваемое каким-либо образом, — что инопланетные существа не выдумка. Некоторые из этих людей никогда не поверили в них до конца. Сами понимаете, трудно упрекать их за это.

И конечно, были миллионы — много миллионов — здоровых и психически больных ученых, атеистов и просто дураков, признающих факт их существования, но отказывающихся признавать их марсианами.

Самую многочисленную группу среди них составляли суеверные люди и религиозные фанатики, утверждавшие, что самозваные марсиане на самом деле были гномами, гоблинами, демонами, джиннами, домовыми, духами, колдунами, нечистой силой, призраками, привидениями, силами тьмы или зла, троллями, феями, чертями, эльфами и всем прочим из этого набора.

По всему миру в монашеских орденах, сектах и приходах происходили по этой причине расколы. Пресвитерианская церковь, например, разделилась на три самостоятельные конфессии. Возникла церковь пресвитерианско-сатанистская, утверждавшая, что это были дьяволы, посланные из ада для того, чтобы покарать нас за грехи; образовалась церковь пресвитерианско-научная, признававшая, что это марсиане и что их вторжение на Землю является таким же божьим деянием — ни больше, ни меньше, — как и множество землетрясений, пожаров и наводнений, с помощью которых Он время от времени совершенствует свои позитивные деяния. И наконец, возникла церковь ревизионистско-пресвитерианская, соглашавшаяся с основной доктриной сатанистов, но делавшая еще один шаг и признававшая пришельцев марсианами благодаря простой ревизии взглядов на локализацию ада. Небольшая группа представителей этого течения, называющая себя ревизионистами, верила в то что, поскольку ад находится на Марсе, рай должен быть под вечными облаками Венеры, этой сестры Земли.

180