Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасш - Страница 268

268

Но нет, сказал он себе. Кто здесь его услышит? Кто об этом узнает? Ведь это важно — чтобы кто-нибудь слышал, знал. Иначе его поиски, его открытие, вся его жизнь окажутся лишены смысла. Бессмертие невозможно как результат одиночного понимания собственного величия. И какой толк от звука, если он принесет ему смерть, а не бессмертие?

Тупик. Опять тупик. Может, это случится в ближайшем городе? Да, да, в городе! Предчувствие снова овладело им. Что за глупая мысль — утопиться? Ради того, чтобы найти звук, он готов пойти на убийство — но не себя же! Это лишало его поиски всякого смысла.

Чувствуя себя так, словно он только что с трудом избежал опасности, Дули двинулся назад от реки, вышел на параллельную ей дорогу и зашагал в сторону огней ближайшего города. В жилах Хенкса не текла индейская кровь — по крайней мере, ему не было об этом известно, — тем не менее он двигался как индеец, ставя одну ногу перед другой, словно шел по туго натянутому канату. И бесшумно — почти бесшумно, переступая с носка на пятку, — насколько это было возможно, когда на ногах ботинки. Шел он быстро, несмотря на то, что вечер едва начался и в его распоряжении было достаточно времени, чтобы найти отель, скинуть с плеч рюкзак и обследовать город, пока не наступит ночь и город не затянет туманом.

Дули тревожило, насколько сильным оказался импульс к самоубийству на берегу Везера и как близок он был к его осуществлению. Подобное случалось и прежде, но никогда с такой силой. В последний раз это произошло в Нью-Йорке, на крыше «Эмпайр Стейт Билдинг», в сотне этажей над землей. День был яркий, ясный, и магия открывшегося сверху простора заворожила его. Внезапно им овладело то же самое безумное ликование, уверенность, пришедшая во вспышке озарения, что его поиски окончены, что до цели можно дотянуться рукой. Все, что нужно, — это достать из футляра кларнет и собрать его. Чарующий вид подарит инструменту первую чистую ноту, и головы зрителей в удивлении повернутся к нему. И тут же все изумленно пораскрывают рты — когда он прыгнет в пропасть и воздух огласят тоскующие, протяжные ноты — причудливая мелодия, вдохновленная разноцветным вихрем вращающейся внизу улицы. И люди, с зачарованным, испуганным видом провожающие его глазами, услышат Звук, его Звук, великолепное фортиссимо, выдающийся финал его самой лучшей из сольных партий, а затем все сменится резкой финальной нотой, когда тело врежется в мостовую. Плоть, кровь, сломанные кости, впечатанные в бетон, и на последнем дыхании — воздух рвущийся из кларнета, за миг до того, как инструмент выпадает из безжизненных пальцев.

Дули спасся тогда лишь благодаря тому, что стремглав бросился к лифту.

Умирать он не хочет. Нужно все время себе об этом напоминать. Любую другую цену он готов заплатить, но только не эту.

Он уже углубился в старинные городские кварталы с темными, узкими улочками и древними зданиями. От реки наползал туман, змеями струился по мостовым, набухал, заполнял улицы. Однако, несмотря на туман, на другой стороне мощенной булыжником улицы он разглядел светящуюся вывеску отеля «Unter den Linden». Для такого маленького отеля название выглядело претенциозно, но по виду отель был недорогим, а Дули только это и требовалось. Да, он действительно оказался недорогим. Дули снял номер и отнес туда рюкзак. Подумал, не сменить ли прогулочную одежду на приличный костюм, и решил остаться в чем был. Сегодня ночью он не собирался работать, для этого у него будет завтра. Но кларнет он возьмет с собой, он всегда его брал с собой. Вдруг ему попадется местечко, где есть другие музыканты. И вдруг они пригласят его присоединиться к ним. Тогда он расспросит их, как найти здесь работу. Появление человека с футляром для инструмента автоматически вводит его в среду музыкантов, если таковая имеется. Хоть в Германии, хоть где угодно.

Проходя мимо стойки, он расспросил клерка — лет которому было, наверное, столько же, сколько самой гостинице, — как добраться до центра города. Потому что, как и везде, самые оживленные места находились в центре. Выйдя наружу, он пошел в направлении, указанном стариком, но улицы были такие извилистые, а туман — густой, что, пройдя два-три квартала, он потерял ориентацию и даже не смог бы определить направление, откуда пришел.

Так он бродил бесцельно, пока не оказался в каком-то удивительно жутком месте. Эта ничем не объяснимая жуткая атмосфера сильно подействовала на Дули, и он со всех ног пустился бежать оттуда, но внезапно остановился. До него дошло, что в воздухе разлита музыка, таинственный, западающий в душу мотив. Он замер, вслушиваясь, а затем двинулся по темной улочке в поисках источника музыки. Играл, казалось, один-единственный инструмент, наверняка язычковый, но по звучанию он отличался от кларнета или гобоя. Звук поначалу был громким, потом сделался тише. Дули тщетно оглядывался в поисках света или какого-либо движения, которые могли стать ключом к тому, откуда исходит звук. Ничего не найдя, он пошел обратно, теперь на цыпочках, и музыка опять зазвучала громче. Еще несколько шагов, и вновь она стала затихать. Дули вернулся на эти несколько шагов и замер, вглядываясь в мрачное, как бы погруженное в раздумья здание. Ни в одном окне не было света. Однако музыка все еще витала вокруг и… Возможно, она шла откуда-то снизу? Из-под мостовой?

Он сделал шаг в сторону здания и увидел то, чего не мог разглядеть прежде. Параллельно фасаду, открытые, без перил, вниз уходили стертые ступени. И там, в самом низу, отчетливо проступал контур двери, с трех сторон обрисованный пробивающимся из-за нее светом. Музыка раздавалась оттуда. И голоса, теперь он явственно слышал их.

268